The tasks, cultural-intellectual and physiological borders resolved in the last recording of SE by Schumann.

Проблемы человека и композитора Шумана, которые надо было “исправить” в “сочинении его жизни”.

Человек, к сожалению, имеет слишком много границ. Интеллект, чаяния, стремление к свободе и многое другое постоянно сталкивается с ограниченностью. С национальной, а отсюда, культурной, ментальной, временнОй, этической, эстетической, политической, генетической, наконец, технической, цивилизационной. Каких только барьеров не выстраивает человеческое общество, история и даже генетика. Человек – постоянный пленник и узник своих границ, прежде всего интеллектуальных.

Великие люди, особенно в искусстве, бросают вызов границам, в которым им тесно. Своей жизнью и творчеством они пытаются вырваться из тисков, превращающих человека в жертву внутренних и внешних границ и “видовой ограниченности”. Шуман бросил вызов по всем, вышеназванным “параметрам”. Политически, социально (неприятие общества мещан), прорвался в будущее, не хотел национальных границ, “боролся с генетикой”, пытаясь вырваться из тисков национальности.

В Симфонических Этюдах он боролся со всеми этими барьерами. Прежде всего – временем и человеческой физической ограниченностью. Он создал свою технику. Во многом, нарушающую представление об “отношениях” человека с фортепиано. Идя в музыку, он часто слышал – да уж куда тебе, там Лист и Шопен, какое фортепиано, какая музыка? Полагаю, что это травмировало его очень жестоко, но “полезно” для его творчества.

Понимая, что развивать физиологически удобную, органичную для тела технику бесперспективно, когда Шопен и Лист довели удобную технику до логического завершения, Шуман выбрал совершенно иной путь. Не “к человеку”, а “от человека”. Всё, что было органично для тела, Шопен и Лист довели до масштабов, максимально возможных для человека. Каскады октав, гаммы, арпеджио, всевозможные новые музыкальные орнаменты и краски, лежащие в плоскости скорсти и насыщености были достигнуты Шопеном и Листом.

Шуман пошел в другом направлении. Создав технику, которая гипотетически могла быть воплощена, но практически – нет. Создав каскады аккордов, длинной и скоростью превышающие всё, что было не только написано, но и мыслимо, нарушив традиции и ведя повествование одновременно в четырех регистрах, вместо привычных двух, он поставил задачи, к которым человек даже не подступал, довольствуясь “возможными скоростями”, доступными музыкантам. Но, миры, которые создавал Шуман начинают “работать и жить”, только и именно тогда, когда человек преодолевает свои физиологические границы.

Когда вместо обычных человеческих скоростей, включаются “ракетные” скорости, когда громкость и мощь звука достигает “стадионных масштабов”, которые, пока что, возможны только электрическим усилением. Шуман, разумеется, не думал о “стадионах”. Он мыслил крупнее. Он создавал реальный космос с природными силами. Где наши “стадионы” являются смехотворными “микро-игрушечными” скоплениями “микро-людей”. Разумеется, любой большой художник-композитор мыслит масштабами и критериями природы, но никто не пытался выразить их так реалистично и “буквально”, как Шуман.

Поэтому, до сих пор ни один рояль не выдержал даже до середины исполнение “Симфонических Этюдов” на реальной сцене без акустического усиления. Если вы помните, инструмент просто развалился на Кипре, то же случилось и в Праге, то же и в Вильнюсе. Хотя, это были совсем не плохие “стенвеи” и “безендорферы”. То же и в записи, где инструмент выходит из строя сразу, после первых кульминаций. Это очень серьезная проблема. Инструмента на сегодняшний день, для исполнения СЭ Шумана – нет.

Теперь о границах интеллекта, мастерства, генетики, национальности. Шуман в этом произведении хочет все эти границы уничтожить. Между тонами заложены страшные силы, нечеловеческое стремление к свободе духа, свободе интеллекта, свободе выражения, самой жизни. А композиторская техника, несмотря на новаторство и совершенно новое “античеловеческое изложение” на фортепиано, ограничена временем и национальностью. Менталитетом и культурой. Шуман немец и строит строгие формы повествования с педантичностью немецкого гения, насыщая их такой полной и могучей жизнью, когда формы не выдерживают и начинают ломаться под напором жизненной силы, заложенной в музыкальной идее.

Ритм – Шуман пытается быть ритмичным и пунктуальным в манере, которой он обучен, но такая “старомодная” форма и такой строгий ритм убивает жизнь в музыке. Жизненная сила Шумана сильнее любой формы, которую может дать композиция. Она разрывает все формы, как трава рвет асфальт. Не вдаваясь в серьезные подробности, из этого короткого текста всем должно быть ясно – какие задачи стояли прежде всего передо мной. Соединить противоречия жизни и формы, не убив одно и не порушив другое. Дать бесконечную пластику форме, которая не рассчитана “быть пластичной”.

Потому что нет еще таких композиторских элементов техники, которыми можно обрамить и выразить чаяния души-ума Шумана. А чаяния читаются глубоко в тексте, в глубинах, которым надо было дать освобождение от ограниченности менталитета, времени, культуры, технических возможностей, как фортепиано, так и композиции. Дать возможность восприятия идей и музыки современным человеком. Подготовить музыкантов и слушателей к восприятию задач, как физиологически, так и культурно-интеллектуально. Композитору Шуману это не совсем удалось. В конечном результате записи, которую я получил вчера, удалось: дать полную жизнь музыке, наполнить ее аутентичными смыслами и не разрушить форму, придав ей максимальную пластичность.

AG