Вместо колыбельной.
Я уже рассказывал об импровизированной записи в Баден Бадене (Элегия Рахманинова была тогда сыграна на “прощание”) , когда меня попросили играть всё, что угодно, лишь бы не пропал оплаченный день день команд звукорежиссеров и операторов, да и студии. День у организаторов пропадал, из-за того, что я на день раньше закончил запись.
Эта милая ранняя прелюдия Скрябина для левой руки написана, как и всё раннее у Скрябина, под сильным шопеновским влиянием. Если на Элегию тогда мне хватило человеческого, юношеского жизненного опыта, то раскрепощенности и владения полутонами для декадентской лирики Шопена и Скрябина еще и в помине не было в моем сознании. Для слушателя это маленькие изменения – О, глядите-ка, красивый новый звук, краски, свобода, импровизационность, естественность появилась у “пианиста”. А для “пианиста” это долгая, мучительная работа над своим сознанием, раскрепощением духа, новые интеллектуально-культурные горизонты, открытия. Рост и раскрепощение сознания, воспитание вкуса и эстетики, расширение палитры чувств и звуков – мучительный и долгий путь. И мало, кто этим занимается, предпочитая идти проторенными путями.
Несмотря на еще юношескую прямолинейность “пианиста”, неотесанность для рафинированной лирики, невладение шепотами и полутонами, зажатостью духа, как колыбельная мелодия к вечеру, эта запись имеет право на существование, как документ незрелой юности 🙂
Спокойной ночи.