Уж, коли мы вспомнили Листа с позиции “музыкального фрейдизма”, то остальные двое из когорты создателей современного индвида-эгоманьяка европейской цивилизации наших дней в музыке, тоже обязательно должны рассматриваться с этой точки зрения, стыдливо умалчиваемой развратной, но бесполой трясиной музыкального и околомузыкального мира.
Шопен, разумеется, еще более эротоман, нежели Лист. Если у Листа либидо реализовывалось в бесконечной пустой “деятельной трескотне” в музыке и публицистике, так же, как и в хаотической личной жизни. То Шопен, обладая интровертным характером и болезненной скрытностью в личной жизни, выразил в музыке неизбывные эротические мечты и ощущения своего либидо. Его сексуальность “изнемогающая”, “горячечно-надрывная”, “изнуряющая”. Чем он очень импонирует огромному количеству жаждущих “красивой эротики” людей, терзающих его музыку и терзаемых неудачной “личной жизнью”.
Но его внутренний мир не так “раплескан”, как у безудержно сексуально расходующего себя Листа. Что делает музыку Шопена кристально концентрированной в отношении чувственности, хотя и очень нездоровой, напоминающей сексуальность Лермонтова (тоже, вечно изнуренного эротикой мальчика) и других, “изнуренных сексуальными перверсиями” романтиков.
Шуман, безусловно, в этом ряду самый здоровый, прагматично расходующий свою сексуальность в своей музыке, характер. Давший в музыке резонный гармонический мир – гармонию романтизированной сексуальности с уютным миром бытовых устоев здорового немца. Что делает, по замечанию одного советского ублюдка музыковедения, его музыку “более первозданной”.
