🙂

Что нового нас ждет в Листе, Бетховене, Шопене, Бахе? Как я уже говорил, той “революции сознания”, которая произведена в сочинениях Мусоргского и Шумана уже не может быть, к сожалению, так как нет больше таких сочинений для фортепиано по философскому могуществу, красоте воплощения музыкальной мысли, технической беспредельности и свету созидания.

Но, всё же, приятные новости нас будут сопровождать в каждом новом альбоме, каждом сочинении каждого серьезного композитора. Лист, конечно, прежде всего пианист, что сильно снижает ценность его произведений для фортепиано. Ибо oн мыслит в парадигме “эффектов фортепиано”. Это плохо. Это обедняет музыку. Но, в нем есть шарм мыслящего человека, пытающегося передать главные смыслы, которыми он живет.

Главное – “снизить градус пианизма” в этой музыке, что бы все “пассажи”, “октавы” и прочие тяжеловесные примитивные атрибуты листовской внешней “оболочки-скорлупы” отошли, даже не на “второй план”, а были бы вообще незаметны. Как вы знаете, “пианисты”, как раз и делают, по-прежнему, “упор” на это “форменное безобразие”, которым “пленяют умы” (которых нет) темных масс.

Так вот, главная задача донести философию Листа, его основные “смыслы сознания”, которыми он живет, его “причалы и отчалы” (в музыке сонаты всё это есть), чем он и поделился (даже “исповедался”) в этой сонате. Эта музыка – “метафизический автопортрет” композитора. Посему, в нем присутствует эта “романтическая шелуха” и “концертная дребедень” внешних эффектов. Это часть самого г-на Листа.

Мы попытаемся сместить внимание на главное – метафизику человека-Листа. При идеальной форме, пропорциях и сдержанном звучании. Всё это сделает музыку совершенно “новой”, так как никто даже и не пытался идти в этом направлении – “вскрыть исповедь Листа” и донести ее, очищенной от шоуменской псевдо романтической шелухи 19 века.

В форме Лист также допустил совершенно ученические погрешности, и надо будет ему “помочь” с выправлением этих очевидных ошибок. Переходы от одной музыкальной мысли к другой в сонате совершенно ученические, детски-слабые (простейшие “импровизационные модуляции”), повторяемость мыслей (каждая мысль три раза кряду) утомительно болтлива.

Все эти серьезные недостатки, о которых я сказал выше, надо оттенить главным – внутренним миром человека. На чем и сконцентрирована сейчас моя работа. “Новое в Бетховене” еще сложнее создать, так как этот композитор очень примитивен. Но, невероятно “исповедален”, особенно в сонате 3 оp 10 ре мажор. Вот, на вертеровском самоубийственном одиночестве грубой, но искренней немецкой души, которую в себе заключал Бетxовен, мы и сконцентрируем внимание.

Что касается Шопена, всем уже надоел приторный образ “сладкого идиота”, которым нас потчуют 200 лет, и надо будет в ноктюрнах воссоздать всю изысканную прелесть этого красивого, противоречивого, меланхолика-фантазера. Его изящество, капризную изломанность, истерическую, но глубокую романтичность, его эротический мир безудержной любовной лирики. В Бахе нас ждет философский космос реального Возрождения в музыке.

AG