Спокойной ночи,я вижу, вам мило проводить время с зальцбуржским бедолагой. Он же всю свою короткую жизнь в ре миноре только о себе говорил. Тональность “его исповедывания”. Вот и в этом концерте он всё о себе рассказал. Tо же, что и в фантазии, только более “расширенно”. В “Оперном” стиле.

Опять, первая тема – страх смерти, fate (так же, и олицетворения тирана “папаши”, вечное мучение бедного ребенка), вступление фортепиано – перед вами автор. Ну а дальше и рассказывать не надо, его язык так выразителен и прост, что говорит for itself, ясно без перевода. Переводить надо Баха, Шумана, Мусоргского, Листа, а этот – ясен, “как курочка ряба”.

Бетховен в кaденции (каденция его) многое понял, понял страх “смерти-папaши”, понял голос автора, понял надежды, неплохо прочитал, молодец 🙂 ).

Good night.

AG ❤

Добрый день, мои дорогие друзья. Близится уикенд и можно немного “поболтать” на музыкальные темы. Перед вами первая часть той песни, которую вы слушали вчера перед сном. Итак, вернемся к “нашим баранам”, то есть, к людям. А точнее, учитывая мой “профессиональный интерес”, к музыкантам-исполнителям, которые уже четверть тысячелетия “искажают для вас” музыку по всему свету.

Отчего это происходит? По тем же причинам, что и “все несчастья” людей, они , как и все люди, не умeют думать. Кроме того, бродячая жизнь бродячих артистов не способствует воспитанию не только ума, но и тонкости, вкуса, культуры, даже манер, оставляет музыкальных ремесленников невежественными и грубыми до конца жизни. Разумеется, это относится и к композиторам, так же, и к автору этой музыки, но в значительно меньшей степени, так как композиторское ремесло изначально подразумевает гораздо больший масштаб личности и интеллекта, нежели ремесленник-исполнитель.

За, почти, 300 лет “эпохи исполнительства” человечество не имеет представление о содержании музыки, которой оно обладает и не научилось понимать музыкальный язык. Что, отчасти понятно, так как музыкальный язык, особенно музыкальная грамота, создавались “келейно”. В церкви, в узком кругу специалистов и “заинтересованных лиц”, да так всё и осталoсь “кастовой принадлежностью”. Что с большим рвением защищает каста “ослов-музыкантов”, давно потерявших все ключи к пониманию и познанию музыки.

Итак, как всегда, о содержании. Чем отличается двадцатый концерт Моцарта от всех его остальных концертов? Чем он подсознательно так увлекает и радует слушателя, даже в “кривом и косом”, слепом исполнении бродячих музыкантов? Конечно же тем, что отличает хорошую музыку от плохой – глубиной содержания. Моцарту, наконец, удалось высказаться. Мечась между необходимостью зарабатывать деньги, потакать вкусам тупой публики чисто развлекательной музыкой, Моцарту редко удавалось уйти в себя и сосредоточиться на серьезных мыслях.

Молодому человеку, даже обладая композиторским гением, то есть, совершенным “инструментом доставки” сущности человека при помощи языка, в случае Моцарта, музыкального языка, и так, особенно, нечего поведать людям, а если человек тонет “в праздной суете”, то задача становится почти невыполнимой. Кроме того, жизнь Моцарта приходится на время, в котором человечество только училось адаптировать музыку к безграничному выражению сознания человека. Бах, сделавший цивилизационный скачек в создании музыки и развитии человека, научил ее говорить о философских мыслях и, вообще, демонстрировать в звуках церебральный процесс.

Этим самым Бах перевел музыку, а с ней и человека, на иной этап развития. С орнаментально-эмоционального уровня музыки, на котором она очень долго находилась, в область совершенно нового – создания “архива сознания человека”, запечатленного в звуках. То есть, по существу, музыка стала первым, и пока единственным, кодом консервации живого сознания человека. Что же касается исполнителей, то они, являясь людьми “второстепенного порядка” в иерархии музыкальной жизни, не увидели и не осознали цивилизационную перемену состояния музыки, продолжая ее “озвучивать” на своих инструментах и в своих “оркестрах”, как некую “бессловесную эмоциональную субстанцию”, покрытую “тайной”.

Всё это продолжается уже очень долго, по человеческим меркам. Как я и сказал выше, почти триста лет. Но, как и всему негативному, темному подсознательному, пора и этому времени положить конец. Что я с удовольствием и делаю уже тридцать лет. Итак, назад к содержанию “песни Моцарта” под номером KV 466 и названием “концерт номер 20 ре минор”. Что удалось высказать здесь “молодому человеку”, что нам особенно нравится, и что отличает это сочинение от других фортепианных сочинений Моцарта? Удалось высказать себя. Что же еще может сказать тридцатилетний человек, не обладающий философским складом ума.

Удалось настолько хорошо, что это было моментально замечено отцом Моцарта, его садистическим ментором и учителем всего, что Моцарт умел в ремеслах музыкально-композиторского дела. Леопольд Моцарт написал в письме дочери, ознакомившись с партитурой: “Ваш брат написал очень удачный новый концерт”. Вряд ли Леопольд Моцарт понял, что “необычная удача” этого сочинения заключается в том, что Моцарту удалось своим вполне тривиальным композиторским инструментарием – простейшими модуляциями и “блестящими пассажами” фортепиано – выразить свои собственные переживания.

Таким образом, сделав музыку, наряду с отточенной формой и “сладостными” мелодиями, чем Моцарт “пленял современников”, и “пленяет толпу” и сейчас, глубоко “исповедальной”, как любят выражаться музыковеды и искусствоведы. Проще говоря, совершенно автобиографической, автопортретной. Начав повествование с темы “тревоги” в постоянном ожидании “превратностей судьбы”, Моцарт ухватил “быка за рога” и, по-видимому, сам, вдохновленный этой удачной находкой стал своими “сладкими блестящими пассажами” разматывать клубок простейших мыслей и эмоций своего внутреннего состояния.

Бетховен, написавший “по горячим следам” сольные каденции для первой и третьей финальной части, как никто ухватил, понял и развил мысль о “Жестокой судьбе”, начав каденцию просто с грохота ломящейся в жизнь грозной судьбы. Уж кому, как не ему, певцу вечно “грозящей судьбы” было не увидеть и не отгадать, о чем повествует Моцарт в этой музыке. Еще одна замечательная находка Моцарта, позволившая ему расширить свой горизонт обычных высказываний, использование оперных приемов, что, при его “набитой на операх” композиторской руке, позволило легко, в форме оперных речитативов, высказать то, что “на душе накипело”.

Не стоит и говорить о смехотворных “исполнениях” концертов Моцарта “исполнителями, которые, подобно поездам, проносящимся мимо станций, полустанков, деревень и городов, проносятся мимо содержания всегда и везде. Либо неприлично задирая пальцы “для особого звука”, либо тупо имитируя “инструменты времени” Моцарта, либо демонстрируя “школы” и направления провинций мира и Европы, породивших эти музыкальные играющие недоразумения в образе людей.

Все “включения” фортепиано Моцарт, внезапно совершив скачoк в своем развитии, сделал речитативными, позволив фортепиано говорить его голосом. О его личных проблемах, мыслях, страхах и “горестях”, вперемешку с надеждами. Язык Моцарта настолько прост, что его конфессии, выраженные звуком солирующего инструмента, ясны даже животным. Так как Моцарт оперирует простейшими звуковыми интонациями: вопрос, ответ, грустный вздох, интонация надежды (мажорные отклонения из минора повествования) и тд. Т.е. и “собака поймет” язык Моцарта.

Интересно, что животные и малые дети поймут язык Моцарта скорее “взрослого человека”, потому что, как правило, человек, миновавший “невинное детство” и “смутное отрочество”, впадает в “зрелость”; и перестает видеть и понимать даже то, что было открыто для него в самом раннем детстве, в почти бессознательном возрасте. Такова сила беспощадного воздействия тупого общества “взрослых людей”, в которое попадает человек, достигнув “зрелости” и получив паспорт “на выход” к “взрослым”.

Постарайтесь, хотя бы на время, снова стать детьми и услышать всё о чем жалуется маленький Моцарт. О чем надеется, во что верит, и что, почти точно понял грубый и примитивный, но проницательный и чистый ребенок, с не замусоренным сознанием, Бетховен. Исходя из того, что в каденциях он легко суммировал всю “конфессию” Моцарта, как в первой части, так и финале. В середине первой части, в так называемой “разработке”, используя формальные термины музыкального анализа, Моцарту, опять, самыми простейшими, элементарными композиторскими приемами и самым примитивным использованием фортепиано, низвергающего каскады агрессивных арпеджио на “базисе” темы судьбы, которую в это время играет оркестр, удалось показать лавину “неприятностей”, валящихся на него в жизни.

Это стало возможным только благодаря философской концепции концерта, удачному драматическому решению и верно выстроенной форме и последовательности “событий”. Когда обычные секвенции простейших арпеджио стали выражением “шквала неприятностей”, обрушиваемых на голову автора “судьбой”. Вот так, вкратце, но “длинно”, по “современным”, абсолютно безмозглым временам, можно понять о чем повествует музыка, в чем “секрет удачи” этого концерта, “что” нам “особенно нравится”. А нравится – живой человек, поделившийся самым сокровенным в красивой и достаточно лаконичной форме.

Have a good day my dearest friends.

AG ❤