Финальная версия “Старого Замка”.

Это самая сложная пьеса всего полотна. Никем не только не прочитанная, но даже не угаданная в мимолетных мыслях или догадках. Призраки танцуют неаполитанскую тарантеллу. Пожалуй, только русскому алкоголику могло привидеться такое, при взгляде на картинку полуразрушенного итальянского старого замка. Задолго до танцующих мертвецов Булгакова и многих других подобных литературно-художественных приемов. Самая горькая и печальная пьеса в мировой музыке.

Ткань и язык прозрачны и просты до предела, что делает исполнение в разы сложнее, чем, если бы музыкальный язык был намного сложнее и “красочнее”. Но, нет. Мусоргский прост, как “просты гении”, видящие корни вещей. В басу тамбурин, в мелодии тарантелла, помещенная в сомнамбулическое состояние, в середине стонущие призраки, плачущие привидения. Всё поведано самыми скромными художественными красками. Никакого многословного супертехнического “листианства”.

Привидения плачут одной смещающейся ноткой в средних голосах. Глупый тамбурин неаполитанских плясунов превращаестя в пульс сердца и времени в басах. Мелодия тарантеллы причудливо преображена в бред человека, находящегося в “пограничном состоянии” тела и духа. Всё мертво. Но “пытается жить”. Пытается пробиться из “потустороннего мира” в мир живых душ. И, почти “получается”. Мелодия из мертвой и погруженной в вечный сон настойчиво бьется в стену смерти, пытаясь ожить.

Появляется кокетство в танце, почти живых душ, в середине пьесы. Кажется, еще одно движение и мертвые синьорины и синьоры действительни оживут. Мусоргский не верил в “вечную жизнь”. Все эти “разговорчики”, вроде – он/она живет в нашей душе, они “никогда не умрут”, душа вечна и тд он называл характерным для него коротким суждением – “битки с хреном”, все эти разговорчики. Эта горькая ирония наполняет музыку “Старого Замка”. Интересно, что Мусоргский, так негативно относящийся к идее “вечной души” в финале – “Богатырские Ворота” опровергает сам себя, и “сам себе” дает вечность в своей же теме своей “Прогулки” в золотом перезвоне колоколов, своем автопортрете.

Но, пока что, в начале пути, а “Старый Замок” лишь третья по счету “картинка” из десяти картин огромного полотна “жизни и смерти”, призраки не могут пробиться в живую жизнь. В последних тактах их накрывает тупая, наглая тема смерти в среднем голосе (2.55 on timer of soundtrack), перед последним “Прощай” в мелодии. Пока что, на “первых порах” развития “Картинок” смерть царит безраздельно и непобедимо. Перед вами, наконец, окончательный вариант, который пойдет на перезаписанный первый том осенью, вместе со вторым томом с сонатой-исповедью Листа.
Лучше медленно, да верно, лучеше поздно, чем никогда.

AG ❤